9 Февраля 2010

Путешествие с адвокатом по тюрьмам. Изоляторы глубокой консервации

Существующие условия навевают шальные мысли о том, что ФСИН руководит Орден иезуитов

Из числа расположенных в Москве следственных изоляторов два имеют федеральное значение. Один в «Лефортово», другой на ул. Матросская Тишина. Здесь не бывает многоместных камер, «дорог» и ночных перекрикиваний. Здесь один арестованный никогда не встретится в коридоре с другим. Никто сюда ничего не пронесет и ничего не вынесет.

Статус содержащихся в изоляторе лиц предполагает наличие неослабного оперативного интереса. Следственные кабинеты прослушиваются. А с учетом того, что много людей к этой работе тоже не привлечешь, следственных кабинетов работает мало. Недостаточно для того, чтобы все пришедшие адвокаты смогли попасть к своим подзащитным. Это вызывает ажиотаж и стремление быть выше в списке формирующейся очереди. Адвокаты и родственники арестованных участвуют, таким образом, в определенных соревнованиях. Машины со списком выставляются перед изолятором заранее, и список на понедельник иногда приходится охранять кому-то с пятницы. Так было в «Лефортово». Со вторым изолятором еще тяжелее: там общий вход в два изолятора сразу, и кто куда идет, непонятно.

Если прочие изоляторы еще дают их обитателям возможность обмена информацией, «общения с волей», то в этих двух – изоляция полнейшая, глухая, тотальная. Мобильных телефонов там нет ни у кого, возможности позвонить родным даже под контролем сотрудников не дают, на свидания их практически не пускают, переписка подвергается строжайшей цензуре, в результате чего письма идут месяцами, полностью утрачивая свою актуальность, так что единственной связью с внешним миром становятся адвокаты, которые регулярно посещают своих подзащитных, отрабатывая, таким образом, большую степень доверия и не меньшие гонорары. Первые дни семья задержанного, как и он сам, пребывают в состоянии некоторой растерянности. Согласитесь, к подобной ситуации редко кто бывает готов. После проведения ряда формальных – проходящих стремительно – следственных действий, следователь обращается в суд с ходатайством об аресте, которое, как все мы знаем, судьи охотно удовлетворяют. Водворив арестованного в СИЗО, следователи обычно про него на некоторое время забывают. Адвокаты, вопреки требованию закона, не могут попасть к своему подзащитному, поскольку администрация изолятора ждет на то соответствующего разрешения следователя. Так для арестованного наступает неделя тишины. Что с его семьей, детьми, родными и близкими, он не имеет ни малейшего представления. Его воображение рисует то утопические, то катастрофические картины. Представить себе состояние этого человека невозможно.

Можно мне возразить, сказав, что к совершившему преступление мера уголовно-процессуального принуждения применена заслуженно. Но я ведь этого и не отрицаю. Человек может быть арестован, но содержание под стражей не должно превращаться в пытку. Пока же существующие условия навевают шальные мысли о том, что руководит федеральной службой исполнения наказаний Орден иезуитов.

Объясню, почему я так думаю.

Уголовно-исполнительный кодекс РФ и ФЗ «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» содержат нормы общего применения. Детальная регламентация закрыта от посторонних глаз, поскольку содержится в ведомственных приказах и инструкциях, охраняемых грифом «секретно». Так что все те издевательства, которым подвергаются заключенные, не случайны, они описаны в пожелтевших от времени инструкциях. В связи с этим полагаю, что общественный контроль за соблюдением прав человека в пенитенциарной системе не может быть эффективным. Понятно, что оперативная работа в данных учреждениях проводиться должна, и ее регламентация подлежит засекречиванию. Но основные правила и порядки должны быть в открытом доступе, поскольку только таким образом можно гарантировать соблюдение прав и законных интересов лиц, содержащихся под стражей, и их родственников. Пока же мы имеет противоположное.

Государственных чиновников, еще недавно проносившихся по дорогам с мигалками, сажают в одну камеру с настоящими изгоями, давая им таким образом понять, что теперь они никто. Например, одного высокопоставленного госслужащего поместили в камеру к гражданам Таджикистана, которых поймали при пересечении границы РФ с наркотиками. Желая причинить таким образом этому человеку максимальную боль, пренебрегли даже тем обстоятельством, что он, в силу занимаемого им положения, являлся носителем государственных секретов и не мог быть помещен в одну камеру с иностранными гражданами.

Потом начнутся проблемы с передачей продуктов и вещей.

Пребывая под стражей, человек сталкивается с постоянной чередой непреодолеваемых препятствий. Например, следователь вправе по собственному усмотрению давать свидания родственникам. Но он может без должной мотивации и не делать этого. Отказать. Хочешь свидания – признавай вину, давай показания, кайся. Не считаешь себя виновным? Тогда терпи – не видать тебе родных. Посидишь, пока идет следствие, годика полтора. Вы не считаете это пыткой? Дальше. Знаете, кто будет тем близким родственником, который сможет посещать (если соизволит следователь) арестованного? В подавляющем большинстве случаев это супруг. Так что прочь престарелые родители, маленькие дети, братья, сестры. Хотите на свидание? Вы что? Он же преступник, враг народа! Отрекитесь. Забудьте.

Ничего вам не напоминает? Да, вы правы, хороший, всеми нами любимый тридцать седьмой!

На малой родине одного из руководителей правоохранительных органов женщина содержится под стражей уже больше двух лет. Натянутая уголовно-правовая квалификация, притянутые за уши эпизоды. Тонны жалоб. Этот руководитель органа периодически говорит мне по телевизору о том, что к аресту следует подходить избирательно, тем более в отношении женщин. Такое у него общее пожелание, противоречащее, однако, конкретному случаю. Так вот, чтобы этой женщине было о чем подумать, за два года ей не дали ни одного свидания с детьми! В одной из бесед я попытался сказать одному из должностных лиц про то, что Европейский суд по правам человека формирует иную практику и наверняка удовлетворит нашу жалобу. Он посмотрел на меня и сказал: «Какая Европа? Нам все равно. У нас Азия!»

Почему не прописать в законе обязанность должностных лиц предоставлять свидание? Почему не предоставлять свидание с детьми? С родителями? Почему не разрешить звонки? Ведь можно же это делать под контролем. Так зачем же пытать человека? Дайте ему возможность встретиться с родными. Так он скорее захочет на волю и, возможно, станет сотрудничать со следствием, тогда как издевательства только укрепят его в желании противостоять. Почему уголовно-исполнительная система стремится растоптать в человеке человеческое? Государство должно стремиться сохранить своего гражданина как ресурс для последующей реализации его возможностей во благо. И главная задача государства породить в нем (человеке) стремление к некриминальному поведению, обеспечить ему скорейшую адаптацию. И как мне кажется, сделать это не так уж и трудно, было бы желание.

Мое стойкое убеждение, что самые преданные и верные друзья арестованных – это их жены. Когда такое случается, редко кто остается рядом, но они самые дорогие. Порой это бывают те, от кого ты, казалось бы, помощи и не ждал. Бывшие друзья перестают отвечать на звонки, партнеры делят бизнес. Обязательно появятся и те, кто предложит за деньги «решить вопрос». Они назовут пару фамилий, как-то покажут свою значимость. Возьмут деньги и пропадут. Они тоже знают, что жены это самые близкие друзья тех, кто в неволе. Знают и их слабые места. Ведь каждая понимает, что ее могут обмануть и, скорее всего, обманывают. Но каждая думает, что если это хотя бы один шанс из ста, то надо пробовать. Так они становятся жертвами самых гнусных мошенников.

Эти женщины приносят неподъемные сумки с продуктами и вещами, терпят унижение от тех, кто их принимает, пытаются заглянуть им в глаза, стремясь прочитать в них, передадут ли они их мужьям принесенное.

Удивительно, но большинство продуктов питания не разрешено к передаче. И это сочетается с достаточно скудным рационом, предлагаемым изоляторами своим постояльцам. Сложившийся порядок не имеет логического объяснения и нуждается в срочной корректировке. Можно же сделать нормальные магазины при изоляторах, наладить систему. Пока же складывается впечатление, что кто-то наделенный властью стремится, чтобы все, прошедшие через конвейер уголовно-исполнительной системы, освобождались инвалидами, ведь по такому диагнозу, как язва желудка, можно с минимальной степенью погрешности подсчитать количество людей, прошедших через тюрьмы.

Принцип гуманизма один из основополагающих принципов уголовного права и об этом я буду писать еще очень много.

Владислав Капканов, «Slon.ru» - 08.02.10

Архив публикаций