19 Августа 2008

Владимир Линдерман "Тюремные размышления"

...Перечитал написанное и пришел к выводу, что общий стержень в моих заметках все-таки есть. Я смотрю на мир глазами тех, КОГО сажают, а не тех, КТО сажает. Что ж, пусть так и будет. Тех, кто смотрит на мир и людей тяжелым прокурорским взглядом, и без меня хватает. А я хочу, чтобы государство не было слепой, бездушной машиной, чтобы оно менялось в сторону большей человечности.

Мой тюремный стаж невелик. Зато разнообразен: три недели в легендарной тюрьме ФСБ "Лефортово", месяц в московском изоляторе для нелегальных иммигрантов (называется "спецприемник", но по режиму — та же тюрьма), наконец, три с половиной месяца в Рижской центральной тюрьме. В "Лефортово" я сначала сидел один, потом с сокамерником, в спецприемнике для иммигрантов — в трехместной камере, в Рижском централе — в двухместной. "Маломестки" трудны для людей, привыкших много общаться. Но если человек умеет размышлять в одиночестве, то “маломестка” — в самый раз.

В основном все, что я думал и писал в Рижском централе, касалось моего уголовного дела. Я решил для себя, что независимо от того, выиграю в суде или проиграю, я должен одержать моральную победу. Убедить — если не суд, то общество — в своей правоте. Все эти рабские унизительные пословицы: “против лома нет приема”, “плетью обуха не перешибешь” и т. п. — не для меня. Меня очень вдохновляла перспектива публично пнуть прокуратуру и Полицию безопасности, “слепивших” мое дело.

Поэтому я очень серьезно готовился к суду. При этом, само собой, общался с другими заключенными, когда была такая возможность (например, во время “этапов” в суд), внимательнее стал читать криминальную хронику в газетах и интервью с чиновниками из правоохранительных органов. Даже заставил себя проштудировать некоторые разделы Уголовного Закона и других законов ЛР... И вот некоторые соображения по поводу увиденного, услышанного, прочитанного и, главное, прочувствованного. Соображения разрозненные, я не сводил их в систему. Но все они так или иначе связаны с судебно-правоохранительной системой.

Какой юбилей без амнистии?

Начну с того, что в Латвии необъяснимо много заключенных: более шести с половиной тысяч душ. Получается, что один из примерно 350 жителей республики — в тюрьме или на зоне. Это один из худших показателей в Европе. Для сравнения: в Германии один зек приходится на 1150 жителей страны. В неевропейском Азербайджане сидит примерно один из тысячи. Правда, в США и России статистика совсем печальная, но ведь Латвия — член Евросоюза и должна ориентироваться на гуманные европейские стандарты.

Я написал: “НЕОБЪЯСНИМО много заключенных”. Действительно, необъяснимо. Ведь в Латвии нет, как, например, во Франции или США, таких обширных криминальных районов, куда полиция даже не сует нос, нет такого криминального напряжения, которое просто ощущается кожей — как в некоторых российских городах. Темперамент жителей Латвии и их склонность к правонарушениям примерно такие же, как, допустим, в Чехии, Финляндии или той же Германии, однако заключенных в Латвии в разы больше.

Считаю, что в Латвии назрела большая, полноценная АМНИСТИЯ. Не только для беременных и инвалидов, как это было, например, пять лет назад. Тем более что для амнистии есть красивый повод — 90-летие провозглашения независимости Латвии, которое будет отмечаться 18 ноября 2008 года. Это был бы благородный жест со стороны государства по отношению к своим гражданам (и негражданам). Юбилей запомнился бы не трескучими речами VIP-персон, а милосердием государства. Согласно статье 45 Сатверсме, “амнистию в Латвии дарует Сейм”. Так что пользуясь случаем, обращаюсь к главам фракций в Сейме с просьбой рассмотреть мое предложение.

Если бы решение вопроса зависело от меня, в первую очередь я обязательно амнистировал бы "первоходов" — тех, кто сидит по первому разу. Тюрьма и зона скорее окончательно превратят их в преступников, нежели исправят. И еще амнистировал бы тех, у кого есть жены и дети. Общаясь с заключенными, я заметил, что для многих из них семья — может быть, единственный "якорь", который способен удержать их от преступлений. Но редкая семья выдерживает пять или более лет разлуки. Человек возвращается из заключения на семейные руины и снова совершает преступление.

Наказание до осуждения

У меня нет точной статистики, сколько из 6500 латвийских заключенных являются осужденными, а сколько — подследственными. Но даже судя по числу следственных тюрем и степени их заполненности, можно смело утверждать, что несколько тысяч человек ждут суда в тюрьме. До сих пор не изжито (и, возможно, никогда не будет полностью изжито) массовое обывательское представление о том, что человек, сидящий в тюрьме, — преступник. Но просвещенные люди знают, что преступником человека может назвать только суд. А пока суд своего решения не вынес, человек преступником не является и пользуется всеми правами, предусмотренными Конституцией и законами.

То, что человек, еще только подозреваемый в преступлении, содержится в тюрьме, — в этом есть своя жестокая, но разумная логика. Действительно, подозреваемый может скрыться, совершить новое преступление, “наехать” на свидетелей и т. п. Человека ограничивают в свободе — это понятно, но почему человека, не признанного виновным, ограничивают в качестве питания, в контактах с семьей, в свежем воздухе? Почему свидание — час в месяц через стекло? Почему не разрешены интимные свидания с женами (и не с женами тоже)? Почему нельзя дать человеку возможность, пусть даже в здании тюрьмы, провести два или три часа в неделю с матерью или сыном? Почему свежий воздух (прогулка) — только один час в день, и в такое время, когда это удобно конвою?

Почему звонок — только раз в неделю, и тоже тогда, когда удобно конвою, а не самому заключенному? Таких “почему” очень много, а ответ на них будет один — РЕЖИМ.

Режим — это некоторое количество правил и инструкций, которые переписываются слово в слово уже сотни лет. Уже десятки государств, на территории которых находилась та или иная тюрьма, канули в Лету, а тюремный режим стоит незыблемо. Часть этих правил и инструкций, регулирующих жизнь в тюрьме, разумна и продиктована необходимостью. Но часть — морально изжила себя и никаким боком в реалии 21-го века не вписывается. Просто так удобнее для начальства, вот и все объяснение.

Никакой проблемы для правосудия, для установления истины и вынесения справедливого приговора в том, что человек, находящийся в тюрьме, будет созваниваться со своими близкими не раз в неделю, а каждый день, нет. Есть проблемы для режима — это хлопотно. Но значит, решайте эти проблемы. Не подгоняйте Конституцию под режим, а подгоняйте режим под Конституцию. Я обращаюсь не к тюремному начальству, чьи возможности изменить ситуацию к лучшему невелики. Я обращаюсь к правительству, к министерствам юстиции и внутренних дел, чьими распоряжениями регулируется жизнь в тюрьмах. Задумайтесь, почему не осужденные (то есть невиновные) люди ограничены в том, в чем они не должны быть ограничены.

Некоторые ограничения просто абсурдны. Известно, что заключенные по так называемым дорогам передают друг другу сигареты, чай, конфеты и т. п. Администрация ведет нескончаемую вялотекущую войну с "дорогами"... Почему нельзя установить законный порядок, по которому один заключенный мог бы передать сигареты или письмо другому заключенному, находящемуся в другой камере? Ясно, что передавать наркотики или алкоголь нельзя, так их и так не должно быть в тюрьме. Пускай и письма передаются в открытом виде, чтобы администрация была уверена, что не готовится побег или бунт. Да, работы у администрации прибавится, но кто сказал, что работать надо мало? Работать надо много. Человек на государственной службе вообще, я считаю, должен пахать как лошадь, отрабатывая деньги налогоплательщиков. Общая европейская тенденция — вообще как можно реже использовать такую досудебную меру пресечения, как арест. Заменять ее полицейским надзором, домашним арестом и т. п.

"Расчленить" прокуратуру

Но хватит о тюрьме, перехожу к прокуратуре. В том идеальном государстве, контуры которого прочерчиваются у меня в голове, места для прокуратуры нет в принципе. Но в государстве реальном, а не идеальном, я сохранил бы за прокуратурой функцию надзора за законностью и представление позиции обвинения в суде. И лишил бы права заниматься расследованием преступления.

Смотрите, какая абсурдная складывается ситуация. Прокурор расследует преступление. Пусть он называется новым словосочетанием procesā virzītais, но суть дела от этого не меняется: прокурор допрашивает обвиняемого и свидетелей, заказывает экспертизы и прочее. Затем он же выступает обвинителем в суде. Прокурор заинтересован выиграть процесс — так? Так. Ведь от этого зависит его карьера, статус, материальное благополучие. И получается, что досудебное расследование для него — не поиск истины, как следовало бы, но лишь трамплин, стартовая площадка, чтобы собрать и сгруппировать факты таким образом, чтобы выиграть дело в суде. А те факты, которые говорят в пользу обвиняемого, будут, скорее всего, отброшены, отодвинуты в сторону. Конечно, прокурор может закрыть дело до суда, убедившись в невиновности человека или, скажем более цинично, убедившись в отсутствии каких-либо шансов на успех в суде. Так было с моими “подельниками” Раймондом Крумголдом, Ольгой Морозовой, Артуром Петровым, в отношении которых прокурор закрыла дело еще в 2003 году, после того, как все они отсидели в тюрьме по 6—7 месяцев. Но, закрывая дело до суда, прокурор не добавляет плюсов к своему послужному списку. С точки зрения карьеры, ценятся победы в судах, а не закрытие дел.

Не сомневаюсь, что есть прокуроры, для которых истина превыше всего. Но наверняка таких меньшинство. Подавляющее большинство людей (не только прокуроры) ставят личное благополучие выше таких нематериальных и несъедобных понятий, как Истина. Людей не изменишь или, по крайней мере, быстро не изменишь, а вот систему можно изменить в лучшую сторону довольно быстро, была бы государственная воля.

Надо изъять у прокуратуры функцию расследования преступлений и вообще сузить полномочия прокуратуры. В Латвии об этом уже давно и очень аргументированно говорят известные адвокаты Алоиз Вазнис и Айнар Платацис. Цитирую г-на Платациса: "Если вы оказались втянуты в какой-то уголовный процесс, как бы незаконно с вами ни поступали, до суда у вас нет никаких возможностей обжаловать действия репрессивных структур. Потому что прокуратура сама ведет расследование и сама же надзирает за законностью своих же действий! Правовой абсурд, оставшийся еще с советского времени: на незаконные действия прокуратуры можно пожаловаться лишь ей самой!"

Чрезмерный объем полномочий и неподконтрольность делают прокуратуру удобным инструментом политических "разборок". Самый громкий пример — дело Лембергса. Да и я, если бы не твердолобое упрямство Генпрокуратуры, избежал бы и пяти лет "розыска", и досудебного заключения.

Короче говоря, я считаю, что прокуратуру следует "расчленить", разделив ее функции между разными ведомствами.

В тюрьму на практику

...Перебирая свои тюремные записи, я наткнулся на одну довольно оригинальную, под заголовком "Как нам гуманизировать судебную систему?". Кому-то мое предложение покажется чисто эмоциональным и нереалистичным, но я всегда исходил из принципа: "Будьте реалистами, требуйте невозможного!". Я не стал менять текст, излагаю так, как записалось в камере:

"Главная проблема судей и прокуроров в том, что они никогда не сидели в тюрьме. Это противоестественная ситуация. Врач наверняка сам болел, офицер когда-то был салагой-курсантом, футбольный тренер сам играл в футбол, учитель учился в школе... То есть все они сами побывали в шкуре того, чьей судьбой распоряжаются.

А вот судьи и прокуроры не сидели. Поэтому, будучи людьми не обязательно злыми от природы, они способны походя, с легкостью необыкновенной, принимать решения, калечащие людям жизнь... Я видел прокуроров, хлопающих по-детски радостно в ладоши, потому что удалось осудить на большой срок человека по очень спорному, сомнительному делу. Это нормально?

У меня в армии (советской еще) была такая история — мне грозил дисбат. И комбат, который грозился меня туда упечь, сам же и спас меня от этой беды. "Ты и так тощий, как мой кошелек, — сказал он, — а там вообще помрешь. Не хочу грех на душу брать". Я думаю, он вспомнил свои солдатские годы, поставил себя на мое место... А что может вспомнить прокурор?

Вот чтобы было что вспомнить, у меня есть креативное предложение. Почему бы будущим прокурорам и судьям по окончании последнего курса юрфака не посидеть пару-тройку месяцев в тюрьме? В качестве преддипломной практики. Есть специальные тюрьмы для сотрудников правоохранительных органов (например, тюрьма Матиса). Понятно, что это будет немного понарошку. Но не совсем понарошку: все-таки режим, тюремная еда, "решка" на окнах... Это будет полезно. Чтобы не умозрительно, а кожей, ноздрями, ушами прочувствовать, куда вы отправляете человека, спеша на обед или в отпуск".

Добавлю, что во время моих многочисленных посещений здания суда меня всякий раз поражал контраст между беззаботно-улыбчивыми, порхающими по коридорам девушками-клерками с папками уголовных дел в руках, и — суровой реальностью тюрьмы, откуда я только что приехал. Вот чье-то уголовное дело — чья-то судьба, чья-то жизнь!.. — в руках девушки, которая... Нет, возможно, она очень ответственный и хороший работник, но ведь она живет в другом измерении, где нет тяжелых тюремных дверей, стиснутого до минимума жизненного пространства, "шмонов"...

Я уже сказал, что штудировал в камере Уголовный Закон Латвии. В основном, конечно, те статьи, которые так или иначе касались меня лично, моего уголовного дела. Некоторые несообразности бросаются в глаза. Например, меня судили по статье 233 ("Хранение, приобретение... оружия, боеприпасов...". Максимальный срок по этой статье — 10 лет. Между тем полицейский, подбросивший взрывчатку, может быть осужден по статье 289 ("подлог доказательств"), где максимальный срок — 5 лет. По моим представлениям, должно быть наоборот. Ведь полицейский, подделывающий улики, не просто совершает преступление, он разрушает уважение к закону как таковому. Недаром говорят: рыба гниет с головы. Кажется, никто это не анализировал с цифрами в руках, но интуитивно я уверен, что одно преступление, совершенное сотрудником правоохранительных органов, порождает десятки, если не сотни преступлений, совершенных "обычными" гражданами. Потому что освобождает от моральных запретов, развязывает руки.

Kompromat

Архив публикаций