19 Января 2007

Личный враг Путина

Два года назад, в не таком аномальном, как нынешний, но все же теплом январе 2005-го в стране начались "льготные бунты". Очухавшись от только что введенных десяти дней новогодних каникул, народ вышел на улицу. Вступил в силу закон о монетизации льгот, и народ, прежде всего пенсионеры, столкнулся с отменой бесплатного проезда на транспорте. Закон был принят еще летом, но пословица "пока гром не грянет – мужик не перекрестится" не зря присутствует в русском фольклоре.

Тогда, в 2005-м, власть быстро пошла на попятную, испугавшись народного гнева. Помню, визжал по телевизору кто-то о проплаченности массовых выступлений граждан по всей России. Это было неверно, но испуганные кремлевские политиканы и политтехнологи всегда говорят о проплаченности того, чего боятся или не могут понять. По себе судят. Проскочило и еще одно обвинение, выдвинутое одним губернатором и кем-то из высших чинов МВД. О том, что "льготные бунты" были организованы НБП. Неверно и это предположение, нацболы смогли возглавить протестные выступления той зимой, но не вызвать сам протест.

И все же государственные чиновники не зря вспомнили именно про НБП - активисты Национал-Большевистской Партии первыми провели акцию против принятия закона о монетизации льгот, и поэтому НБП заработала во время "льготных бунтов" наибольший из всех оппозиционных партий политический капитал.

В августе 2004-го, 2 числа, около тридцати нацболов провели акцию прямого действия в Министерстве Здравоохранения и Социального Развития. Был занят ряд кабинетов на втором и третьем этажах здания, в том числе и кабинет министра Зурабова. Задержанные национал-большевики получили штраф или несколько суток ареста по административной статье "Несанкционированный митинг".

Однако 4-го августа были задержаны семеро ранее отпущенных участников акции – Максим Громов, Григорий Тишин, Анатолий Глоба-Михайленко, Сергей Ежов, Олег Беспалов, Анатолий Коршунский и Кирилл Кленов. Им были предъявлены обвинения по уголовным статьям "Хулиганство" и "Умышленная порча имущества". 20 декабря 2004 года Тверской суд г. Москвы приговорил нацболов к пяти годам лишения свободы каждого, позже Мосгорсуд снизил срока до 2,5-3 лет.

Сергей Ежов и Анатолий Глоба-Михайленко смогли выйти по УДО в декабре 2005-го. Совсем недавно, 12 января 2007-го, по УДО освободился и Анатолий Коршунский. Его намеревались выпустить еще год назад, но сверху прошла команда…

Олег Беспалов продолжает сидеть в Кировской области, с условно-досрочным освобождением у него туго. Григорий Тишин, находящийся сейчас в ШИЗО, выходит 2 февраля, по истечению срока. Кирилл Кленов сидит в Мордовии, опять же периодически бывает в ШИЗО. Кленов, как и Тишин, попал в "красный" лагерь.

Хуже всего приходится Максиму Громову - лидеру акции в Минздраве. Именно он выбросил с третьего этажа портрет Путина. 3 августа этот снимок был опубликован в "Известиях", и, попав на стол Путину, стал причиной возбуждения уголовного дела против нацболов, и, по слухам, одной из причин снятия с должности главреда "Известий" Рафа Шакирова.

3 августа участников акции, привычно поколотив, освободили, но уже во второй половине дня дело "о захвате Минздрава" начало свое существование. Фактически, была применена дореволюционная статья "оскорбление Его Величества".

"Пыль" и "музыкальная шкатулка"

Громов был отправлен в Башкирию, где его гнобят в колонии УЕ 394/9, расположенной прямо в городской черте Уфы. Приведу фрагменты из последнего письма Максима:

В ШИЗО/ПКТ/ЕПКТ учреждения УЕ 394/9 процветают физические и психологические пытки и истязания. Меня, по сравнению с другими били редко, так как всё-таки по центральному телевидению показывали. Но, тем не менее, ко мне применили так называемую "музыкальную шкатулку", – когда получасовая кассета играет сутки, недели, месяцы.

Осуждённых всячески унижают. Все передвижения осуществляются исключительно бегом. Это противозаконно! Часами, под угрозой физической расправы, заключённых заставляют стоять "в положении для досмотра": ноги на расстоянии метра друг от друга, и в полуметре от стены; грудь и бёдра прижаты к стене; руки, так же как и ноги, разведены в стороны (ладонями назад относительно внешней стороны).

В ШИЗО "закрывают" за что угодно, но в основном люди попадают туда после того, как имеют неосторожность на что-то пожаловаться. Стандартный повод – "пыль после произведённой уборки". Дают возможный максимум – 15 суток, но потом обычно добавляют ещё 15 или 30 суток, всё за ту же "пыль". Чтобы неповадно было.

Я, в течение последнего года, за одну только "пыль" отсидел около 150 суток. Вообще же в одиночных камерах я провёл более 220 суток. Добавьте к этому семь с половиной месяцев отсиженных мной в ПКТ.

Вместо матрасов в ШИЗО выдают поролоновые коврики толщиной полтора сантиметра, не больше. Подушка – такая же, как коврик, только размером 20 на 20 сантиметров. Скамейки в ШИЗО/ПКТ 20 на 40 см. (половина стандартной советской табуретки), столик на двух человек – 42 на 42 сантиметра. Полы – на две трети бетонные. Нет элементарной вентиляции.

Зимой запрещают сезонное нижнее бельё, зимние ботинки. На прогулку, в любое время года, выводят в летней обуви общего пользования. В камерах установлено скрытое видеонаблюдение. То есть, на нас смотрят круглосуточно. В случае если я более пятнадцати минут сижу спиной к видеокамере, то, как правило, через радиотрансляцию в мой адрес раздаётся громкая ругань.

Санчасть игнорирует все жалобы. Когда я объявил голодовку, требуя работников прокуратуры, на двенадцатые сутки пришёл врач и хладнокровно записал, что моё артериальное давление – нормальное (120/80). Не удивительно, что пару месяцев скончался от пневмонии один из осуждённых…

В ПКТ/ЕПКТ запрещают держать в камерах предметы личной гигиены (зубную щётку, пасту, личное полотенце), продукты питания. Между тем, всё это разрешено УИКом!

Я отсидел в вышеописанных условиях около четырнадцати месяцев, затем меня перевели в ОСУОН (отряд строгих условий отбывания наказания). Здесь тоже камерная система. В общем-то здесь всё так же. Различие лишь в том, что сокамерников десять человек, есть радио (которое при желании можно выключить), "шконки" не пристёгиваются к стене и есть нормальные табуретки. Правда, в туалет выпускают по часам.

Плохое питание и тщательная цензура, которой подвергаются любые обращения к адвокатам и правозащитникам (зачастую нежелательная почта просто уничтожается) на фоне всего вышеописанного выглядят мелочами.

Помощи мне и другим осуждённым ждать неоткуда. Работники прокуратуры, как правило, игнорируют любые обращения. Если же они и советуют обратить внимание на что-то, то их советы, в свою очередь, игнорирует администрация учреждения УЕ 394/9.

Сейчас идёт серьёзное противостоянии. Прошу всех, кого не оставят равнодушными сведения изложенные мной, организовать обращения прессы и правозащитников в Прокуратуру по надзору за ИК, в ГУФСИН по республики Башкирия, с просьбой прокомментировать данные факты.

Макс Громов – один из самых храбрых людей, которых я знаю, и к его словам стоит прислушаться. Гнать попусту он не будет.

Что делать?

30 декабря, под Новый Год, мне позвонили из башкирской прокуратуры, прокурор Зуев. Он проводил проверку по фактам, указанной в жалобе по Громову, направленной мной уполномоченному по правам человека Владимиру Лукину. Лукин, ничтоже сумняше, переправил жалобу в прокуратуру Башкирии. Вот такая защита прав…

Так вот, Зуев был искренне возмущен: "Почему Вы не указали в жалобе, что Громов портрет президента из окна выкинул?! И вообще, нарушения его прав в результате проверки не установлено". Искренняя и неподдельная любовь наших прокуроров к Путину известна, так что комментарии излишни. Вызывает удивление исключительно откровенность господина прокурора.

Чем мы можем помочь Максу? Заявления о нарушении условий задержания в прокуратуру – все они переправляются Зуеву и его товарищам… На сайте НБП-Инфо опубликован призыв поздравить Громова с новогодними праздниками телеграммой. Администрация любой зоны не любит внимания общества, и подобные массовые послания остужают ее пыл.

Если Максиму Громову будут постоянно писать, не только на Новый Год или Рождество, десятки человек, его будут прессовать меньше. Срок Максима заканчивается в августе. В бетонном мешке ему осталось сидеть семь месяцев.

NaZlobu.Ru

Архив публикаций